Когда Малькольм, король скоттов, опустошал жестокой резней Нортумбрию, он сохранял в то же время мир с Гексамской обителью, ради славы святых, что почили в ней. Но когда, по одному случаю, его посланцы попали рядом с землями этой обители к разбойникам и возвратились к королю ограбленные и израненные, они возложили вину за эту жестокость на неповинных людей. И король был взбешен и разъярен этим обвинением и поклялся, что за такую неблагодарность он полностью уничтожит само это место и людей.
Итак. по приказу короля пришло туда жестокое воинство, охочее до грабежа, проворное в резне, алчущее злодейства, безжалостное к мольбе и ненасытное в жадности.
И гнев короля не утаился от людей Гексама. Но что им было делать? Не было у них ни сил, чтобы сопротивляться, ни крепости, чтобы укрыться, ни поддержки в союзе с какиминибудь вассалами; одна и единственная надежда была у всех на многократно испытанную доблесть святых. К обители, стало быть, собрались юноши и девушки, старики и дети, женщины и младенцы, чтобы либо избавиться божественной силою, либо наверняка быть убитыми перед мощами святых.
Уже прибыл туда король с сильным войском; уже занял он область, прилегающую к реке Тайн, и насытил бы свою жестокость, однако ночь наступила и помешала ему переправиться.
Но священник, который был при обители, послал некоторых из духовенства с мощами святых к королю — чтобы очиститься от обвинения, выдвинутого против них, и вымолить мир для неповинных людей.
Король был в гневе; он призвал своих галлоуэйских вассалов, более жестоких, чем прочие, и сказал, чтобы посланцы слышали: “Как только рассветет, переправьтесь через реку и нападите на них; пусть глаз ваш не щадит и не жалеет ни звания, ни пола, ни возраста. Что не сможет меч, пусть уничтожит огонь; ничего чтоб от них не осталось”.
Сказав так, он гневно велел посланцам возвратиться. И когда они возвратились и сообщили, что услышали, поднялось жалостное смятение: великий крик, плач и причитание.
Итак, уже рассвет покончил с тенями ночи, наступив раньше чем обычно, и отнял последнюю надежду на спасение, которую они питали; и вдруг — смотрите! — с запада поднялся туман и заполнил собой все русло реки, от ее истока до устья. И, постепенно накапливаясь, он за короткое время стал таким плотным и густым, что случись кому вытянуть свою правую руку/ ее поглотила бы мгла, и она сделалась бы невидимой.
Галлоуэйцы, стало быть, вошли в туман и, пройдя какимито пустырями, переправились через реку на западе; вышли на дорогу, что ведет в Кумбрию, а к вечеру обнаружили себя на границе своей собственной области.
Король ждал галлоуэйпев, которых послал, и отхода тумана, который возненавидел; и он был в сомнении, что ему делать. Когда же туман поднялся и открыл то, что скрывал, — река разлилась внезапным половодьем и на три дня воспрепятствовала предприятию короля.
Тогда король собрал свою знать и сказал: “Что нам делать? Давайте уйдем отсюда/ ибо эти святые пребывают дома”.
ПРИМЕЧАНИЯ
“Король Малькольм и святые Гексама” — это рассказ англо-, саксонского хрониста Айлреда Риеволкского (?—1166), взятый из его труда “Святые Гексама”.
Этот рассказ продолжает два предшествующих текста, посвященных кельтским королям Шотландии. Важно отметить следующее. В эпоху, последовавшую за смертью Малькольма Канмора, в XII—XIII веках, южная часть Шотландии постепенно становится англо-саксонской;
здесь складывается шотландский диалект английского языка и вырастает “смешанная” культура, 'субстрат которой, однако, еще много веков остается кельтским. Вот почему шотландская традиция и на юге Шотландии обладает запасом,.•который принадлежит “фонду” Anima Celtica.
Перевод теста выполнен по-изданию: Anderson A. 0: Scottish Annals from English Chronicles A.fD, 500 to 1-286. London: David Nutt, 1908
Король Малъколъм — Малькольм III, сын Дункана, по прозвищу т/янмор, т. е. Большеголовый; выдающийся шотландский король кельтской династии, сменивший Макбета и правивший с 1058 по 1093 год. <Малькольм Канмор, поскольку он ничего не изменил в обычаях своих редков, оставил своим детям кельтскую церковь, кельтское правление „ кельтский быт, за которые кельтский народ громко ратовал после его ухода и длительно боролся все последующее время” [55, II, р. 6961. При Малькольме, как и прежде, язык всей Шотландии — и горной, и равнинной, и придворной, и народной — все еще кельтский, гэльский [56, Р. 155]. Впрочем, именно при этом короле англо-саксы, после вторжения в Англию Вильгельма Завоевателя (1066 г.), потянулись в южную, равнинную Шотландию, неся сюда свой язык и нравы. Малькольм милостиво принимал беженцев, потому что из англо-саксов была родом его обожаемая и почитаемая жена, Маргарет, которая, как пишут источники, имела на него решающее влияние: “он страшился обидеть ее и прислушивался к ее внушениям. Что бы она ни любила и чего бы ни отвращалась, — так поступал и он” [61, р. 13]. Именно Маргарет “смягчала свирепость его натуры” [61, р. 11—12].
Малькольм взял свое королевство с бою, покончив с Макбетом. а затем и с его приемным сыном Лулахом (1056 и 1058 гг.). “Он поддерживал свой трон с тем же духом, с каким завоевал его. Хотя он был правителем нецивилизованной нации, был лишен поддержки со стороны и противостоял таким противникам, как Вильгельм Завоеватель и Вильям Руфус, все же в течение 27 лет он продолжал это неравное противостояние, иногда успешно и никогда — бесславно” [61, р. 251. Главным противником Малькольма выступал новый могущественный правитель Англии — Вильгельм Завоеватель. Милостиво приняв в Шотландии английских беженцев, Малькольм, как пишут хроники, в 1070 году “начал опустошать землю короля Вильяма огнем и мечом”; Нортумбрия — ближайшая к Шотландии английская земля — была жертвой нескольких опустошительных вторжений Малькольма. Впоследствии он погиб от руки ярла Нортумбрии, убитый предательски и вероломно (1093 г.)
Нортумбрия — см. примечания к тексту “Как Макбет стал королем”.
Гексам — старинный город в Нортумберленде (древняя Нортумбрия) на реке Тайн (Тупе), знаменитый своим монастырем и церковью Св. Андрея, памятником древнеанглийского зодчества, основанными около 673 года Уилфридом, архиепископом Йорка.
...король был взбешен и разъярен... — Англо-саксонские хроники вообще неблагосклонны к скоттам, говоря, что те “более жестокие, чем звери” [53, р. 102]. К скоттам весьма отрицательно относились и такие бриттские хронисты, как Ненний и Гальфрид, для которых скотты — враждебные бриттам чужеземцы, пришлецы, “мятежный” и “дикий” народ. У Гальфрида, например, в его стихотворной “Жизни Мерлина” говорится в виде пророчества о том, что Множество раз через Кумбр переправятся скоттов отряды, Всех, кто противится им. истребят, пощады не зная... [5, р. 150—151).
Много внимания в хрониках уделено лично королю Малькольму; как уже было сказано, традиция приписывает благотворное, умягчающее влияние на “свирепого” Малькольма его саксонке-жене.
Мы, со своей стороны, видим у короля резко очерченный кельтский характер, — тот самый, о котором античные авторы писали, что он “гневливый” и “вспыльчивый”. У Полибия сказано, что кельты “не в большинстве случаев только, но во всем и везде руководствовались страстью, а не рассудком” (Всеобщая история, Книга П, 35, 3). У Цезаря —i что “вспыльчивость и необдуманность — это прирожденная черта их рационального характера” (Записки о Галльской войне, VII, 42). У Тита Дивия — что кельты — “это такое племя, коему природой даны высокий рост и великая пылкость...” (История Рима от основания Города. V, 44, 4). “Оно не умеет обуздывать свой гнев” (там же, V, 37, 4).
Все античные авторы отмечают также “вечное непостоянство” кельтов, для чего у этих авторов, как позднее — у авторов средневековых, были все основания. Если вернуться к персоне короля Малькольма, то следует сказать, что незадолго до вторжения в Нортумбрию он заключил с правителем этой земли, ярлом Тостигом, столь дружеский договор, что в народе их обоих даже называли побратимами. Однако по какой-то причине между ними вспыхнула вражда, и тогда Малькольм вторгся в Нортумбрию и опустошил страну [61, р. 5].
...своих галлоуэйских вассалов, более жестоких, чем прочие... — Галлоуэй, графство на юго-западе Шотландии, в древности “имело своих собственных правителей и свои собственные законы. Оно признавало, однако, вассальную зависимость от Шотландии. Зависимость эта сводилась только к тому, чтобы поставлять суверену грубых недисциплинированных солдат, которые прибавляли его войскам более ужасности, нежели силы” [61, р. 106].
Галлоуэйцы в шотландском войске имели с древних времен опасную привилегию зачина битвы. Поднимая свой боевой клич:
“Альбаних! Альбаних! Альбаних!”, они устремлялись в сражение. “Альбаних” — “шотландцы” — самоназвание скоттов-гэлов вплоть до XX века [55, II, р. 461, 623]. —
Кумбрия — см. Кумберленд (примечание к “Смерти Дуффа, короля Шотландии”). Король Малькольм был женат на Маргарет — сестре короля Кумбрии, Эдгара. .
Мастер Микаэль Скотт и ведьма
Был у Мастера Микаэля один крестьянин, жена которого была самой замечательной ведьмой своего времени. Столь необычайны были ее способности, что народ в округе начал поговаривать, будто в некоторых проделках она превосходила Мастера. Микаэль не мог стерпеть таких пересудов, ведь у подобных личностей сильная ревность между собой; и вот однажды он отправился со своими собаками якобы на охоту, а на самом деле намереваясь ее проучить.
Он нашел женщину в поле одну, когда та пропалывала лен, и дружелюбно попросил ее показать что-нибудь из ее всесильного искусства.
Она рассердилась и стала отрицать, что имеет какое-либо сверхъестественное умение. Он стал нажимать на нее; она же резко потребовала оставить ее в покое, или будет у него причина раскаиваться.
Затем она вырвала жезл из его руки и нанесла ему этим жезлом три резких удара. Мгновенно он превратился в зайца.
“Шу, Микаэль! Беги или умирай!” — закричала она, смеясь, и натравила на него его собственных собак.
Его совсем загнали, и ему пришлось плыть по реке и укрыться в сточной канаве своего замка, где он снова возвратил себе человеческий облик. В ярости от того, что его перемудриди, Микаэль задумал свое мщение.
Он послал своего человека в Фаулдшоп, где жила ведьма, чтобы взять взаймы хлеба для своих собак. Если бы она дала хлеба, слуге следовало поблагодарить и уйти; а если бы отказала, то он должен был прикрепить над притолокой ее двери полоску, исписанную красными буквами.
Слуга застал женщину из Фаулдшопа когда она пекла хлеб, — Микаэль уверял его, что так и случится. Она приняла его немилостиво и отказалась дать хлеба, утверждая, что ей не хватает для прокорма собственных жнецов. Слуга поместил полоску поверх притолоки и возвратился к Мастеру.
Чары сразу же начали действовать. Сбросив одежду, женщина стала плясать вокруг очага, напевая:
Мастер Скотт прислал за хлебом малыша:
Он от ведьмы не получит ни шиша!
В полдень жнецы тщетно высматривали хозяйку, несущую им обед. Хозяин послал к ней на помощь девушку-служанку, но та не смогла вернуться. Наконец, подозревая, что жена его одержима каким-нибудь из своих припадков, он отослал жнецов домой. Один за другим они заходили в хозяйский дом, и как только кто-то из них проходил под притолокой, его охватывало безумие.
Хозяин бросил собирать колосья пшеницы/ и, когда добрался до дома, услышал грохот и заглянул в окно. Там были все его люди: они плясали голышом вокруг очага и распевали с самым что ни на есть дичайшим неистовством:
Мастер Скотт прислал за хлебом малыша:
Он от ведьмы не получит ни шиша!
" Его жену, полумертвую, волочили по кругу. Она была в силах только время от времени произносить какой-нибудь слог из песенки вроде повизгиванья, но была, казалось, настроена продолжать веселье дальше.
Хозяин вскочил на лошадь, помчался к Мастеру и спросил, зачем тот сделал всех его людей безумными. Микаэль велел ему снять полоску с притолоки и сжечь ее; как только это было сделано, люди пришли в себя.
Хозяйка, однако, за ночь умерла, оставив Микаэля несравненным и единственным искусником в волшебстве и чародействе.
Один из традиционных рассказов о “шотландском Мерлине”, могущественном чародее по имени Микаэль (Майкл) Скотт. Рассказ этот в настоящем виде приводится в сочинении Джеймса Хогга “The -Queen's Wake” (1813).
Вальтер Скотт, знаток шотландской старины, отмечал: “Летописи XIII столетия ознаменованы были именами трех великих шотландских волхвов, пред коими Нострадамус и Мерлин должны преклонить колена. Мы говорим о Томасе Эрсильдуне, Микаэле Скотте и Лорде Соулисе. Далеко промчавшаяся слава второго из них перелетела Альпы и засвидетельствована Данте, который в Аду отвел ему место между Бонатто, астрологом Гвидо де Монте Фелтро и Асденте, волшебником Пармским” [47, с. 547].
“Он был известен из конца в конец Шотландии, — пишет Винифред Петри, — а в свое время добирался до Испании и Италии, где по сей день рассказывают истории о его волшебной силе” [80, р. 83]. Фигуры, подобные Микаэлю Скотту, органично вырастают из кельтской традиции и кельтской народной Души. Нет ничего удивительного в том, что “шотландская литература изобилует примерами сверхъестественного и шотландское суеверие вошло в пословицу” [64, р. 5].
В данном рассказе хорошо обрисована настоящая шотландская' ведьма, соперница Мастера, фигура, с которой мы еще встретимся на страницах этой книги.
Перевод текста выполнен по изданию: Л Forgotten Heritage. Original folktales of Lowland Scotland / Ed. by H. Aitken. Edinburgh; London, 1973.
Мастер Микаэль Скотт. — Даты его рождения и смерти называли разные; наиболее приемлемыми считались 1190—1291 либо же 1175—1235 годы. В ученом мире тогдашней Европы Мастер прославился переводами из Аристотеля с арабского и еврейского языков, трактатами по астрологии, математическими и алхимическими трудами. Вездесущий, он побывал архиепископом города Кашела в Ирландии, собеседником Фридриха Барбароссы при его дворе в Сицилии, послом в Париже (куда он перелетел через Ла-Манш на демонической лошади). Итальянцы утверждали, что он уроженец Салерно, а испанцы указывали на Толедо. Однако нет никаких оснований сомневаться, что Микаэль Скотт — шотландец, о чем свидетельствует и его имя. Вероятным местом его рождения традиция называет Бальверм в графстве Файф [92, р. 469—470; 97, p.561L .
Репутация Скотта как великого чародея и мага сложилась уже в XIII веке. Во всяком случае, Данте отметил его в Песни XX Ада:
А следующий, этот худобокой,
Звался Микеле Скотта и большим
В волшебных плутнях почитался докой.
(Ад, Песнь XX, 115—И 7. Пер. М. Лозинского).
В Шотландии же Микаэль Скотт вплоть до нашего времени был таким же поистине национальным Мастером, каким в древней Ирландии был друид Мог Рут, а в Уэльсе и Бретани — Мерлин. Достаточно сказать, что на юге Шотландии делом рук Микаэля или его учеников считаются многие принадлежности ландшафта: например, Эйлдонские Холмы в их настоящем виде или каменная запруда на реке Твид у Келсо [80, р. 84—851.
Ведьма. — Что касается ведьм или ведуний, главное состоит в следующем: “В Средние века и позднее в странах, населенных когда-то кельтами, появлялось множество женщин — хранительниц источников и прорицательниц, продолжавших зафиксированные древними авторами и подтвержденные археологическими данными традиции исцеления и пророчества” [43, с. 161]. С этой точки зрения “охота на так называемых ведьм, распространившаяся в полосу, начиная примерно с 1480 и приблизительно до 1650 года, была преднамеренным преследованием оставшихся в Европе язычников” [43, с. 358], а точнее — язычниц (см. также “Дело Алисон Пирсон” и “Дело Бесси Данлоп” в наст. изд.).
Мгновенно он превратился в зайца. — “В этом контексте следует упомянуть, что в древней Британии существовал запрет охотиться на зайцев (нарушивший его мог стать трусом), который изначально отменяли лишь раз в году, в канун Майского дня, подобно тому как охотиться на королька разрешалось лишь в день св. Стефана” [7, с. 1951.
“Шу!” — восклицание, которое употребляли, когда хотели вспугнуть птицу или животное.
...продолжать веселье дальше. — “Танец смерти”, описанный в этой истории, был одним из видов порчи, наводимой обычно на животных, например, на овец, которые вдруг пускались в пляс и плясали, покуда не падали замертво [52, р. 53). Вместе с тем такой групповой танец во главе с ведьмой напоминает о том, что “все тотемические сообщества в древней Европе находились под властью Великой богини, повелительницы неистовства” [7, с. 232 —2331.
Полагали, между прочим, “что когда шотландские ведьмы впадали в транс, то души покидали их тела, принимая облик воронов” [6, с.327].
...оставив Миказля несравненным и единственным искусником... — Прожив долгую жизнь (по одной из версий — сто лет), Микаэль Скотт оставил о себе память в многочисленных рассказах, посвященных его чудесам и чудесным плутням. Один из таких рассказов описывает визит Микаэля Скотта ко двору французского короля в качестве посла от короля ШотландииСкотт прилетел в Париж через Ла-Манш верхом на демонической лошади, и, когда от ее топота едва не разрушился Париж, король заверил Мастера, что французские пираты больше не станут досаждать шотландцам [80, р. 87—89].
Местом захоронения Микаэля Скотта традиция чаще всего называет Мелрозское аббатство в графстве Бервикшир, на юге Шотландии. В тех же краях прославился другой любимец шотландской традиции — Томас Лермонт из Эрсильдуна по прозвищу Рифмач.