Диармайд, сын Аэда Слане, был верховным правителем в Таре; Кримтан, сын Аэда, был его приемышем и заложником, присланным от людей Лейнстера. Диармайд и его питомец Кримтан пошли однажды к Броду Бузины, что был за родом Лоэгайре, и с ними один слуга. Они увидели женщину, ехавшую через брод на колеснице в сторону востока. На ней были два тупоносых башмака из белой бронзы, с украшением из драгоценных камней на каждом; сверху плащ, расшитый красным золотом; на ней было малиновое платье, а на платье у ее груди — заколка из отлично выделанного золота с самоцветами различных оттенков; ожерелье из блистающего золота было вокруг ее шеи; золотой венец на голове; два черных с серым коня были в ее колеснице, а на них упряжь, отделанная серебром.

“Откуда пришла ты, о женщина?” — спросил Диармайд.

“Не очень издалека”, — сказала она.

“Куда ты идешь?” — спросил Диармайд.

“Искать семена пшеницы, — сказала она. — У меня есть добрая почва, и я нуждаюсь в подходящих семенах”.

“Будь семя этой страны желанно тебе, — сказал Диармайд, — ты не пройдешь мимо меня”.

“Я не возражаю, — сказала она, — если получаю награду”.

“Я дам тебе эту маленькую брошь”, — сказал Диармайд.

“Я приму ее”, — сказала она.

И он взял ее с собой в Тару.

“Кто эта женщина, о Диармайд?” — спросили там.

“Она не назвала мне своего имени”, — сказал Диармайд.

“Что ты дал за нее как вено?”

“Мою брошку”, — сказал Диармайд.

“Это бекфола, маленький выкуп”, — сказали они.

“Пусть тогда ее имя будет Бекфола”, — сказал друид.

Она, однако, остановилась душой на приемыше Диармайда, на Кримтане, сыне Аэда, которого она продолжала соблазнять и домогаться долгое время. Наконец она убедила юношу встретиться с ней у Клуайн Да Кайлех на восходе солнца в воскресенье, чтобы с ней бежать. Когда он рассказал это своим людям, те запретили ему бежать с женою верховного короля Эрина. Рано утром в воскресенье она поднялась от Диармайдова бока.

“В чем дело, женщина?” — спросил он.

“Нехорошее дело, — сказала она. — Некоторые из моих вещей, что оставались у Клуайн Да Кайлех, слуги бросили и бежали прочь”.

“Что за вещи?” — спросил Диармайд.

“Кто-нибудь пойдет со мной отсюда”,— сказала она.

“Из моих слуг никто”, — сказал Диармайд.

Она пошла тогда со своей служанкой от Тары к югу, и они шли, пока не достигли Дубтора в Лейнстере. Она проблуждала там часть ночи, пока не явились дикие собаки и не задрали служанку, а она забралась на дерево, чтобы от них спастись.

Когда она сидела на дереве, увидела в глубине леса огонь. Она пошла на огонь и увидела молодого воина у костра, готовившего свинью. На нем было одеяние из яркого пурпурного шелка, с золотыми и серебряными кольцами; венец из золота, серебра и хрусталя был на его голове; золотые узлы и сплетения были вкруг каждого локона его волос, ниспадавших до края плечей, а на двух прядях волос были два золотых шара, каждый из них крупный, как кулак мужчины; на его поясе был меч с золотой рукоятью, а два калечащих плоть копья были за ремнем его щита, с шишками из белой бронзы на нем. Носил он многоцветный плащ. Обе его руки были покрыты золотыми и серебряными кольцами до локтей.

Она подошла и села с ним у огня. Он посмотрел на нее, но дальше не обращал на нее внимания, пока не закончил готовить свинью. Затем он сделал свиное жаркое, съел его, вымыл свои руки и пошел от костра прочь. Она следовала за ним, пока они не достигли озера.

На середине озера была лодка из бронзы. Бронзовый канат тянулся от лодки до земли, а другой канат — от лодки к острову, который был посреди озера. Воин подтянул лодку; Бекфола вошла в нее вперед него. Они оставили лодку у бронзового причала на острове и вошли в дом с замечательными изваяниями и ложами. Он сел; она села рядом с ним; и тогда он извлек блюдо с пищей для них. Они оба поели и выпили, но так, что никто из них не опьянел. Никого другого в доме не было, и им не помешали. Он пошел в свою постель, и она легла под его одеяло, между ним и стеной; он к ней не повернулся.

Ранним утром они услышали зов с причала: “Выходи, Фланн, люди здесь”. Он немедленно встал, надел свое вооружение и вышел. Она последовала за ним до двери дома и увидела на причале трех мужчин. Лицами, возрастом и телосложением эти трое были подобны ему. Затем она увидела четырех других мужчин, движущихся по острову со щитами в руках, опущенными книзу. Два отряда тогда устремились друг на друга и сражались до тех пор, покуда все они не покрылись кровью. Когда сраженье окончилось, Фланн возвратился назад.

“С победой твоей доблести тебя, — сказала она, — это было геройское сражение”.

“Это было бы впрямь хорошо, будь оно против врагов”, — сказал он.

“Кто воины?” — спросила женщина.

“Один из них сын моего брата, — сказал он, — другие трое — мои братья”.

“За что ты сражался?” — спросила женщина.

“За этот остров”, — сказал он.

“Как называется остров?” — спросила она.

“Остров Федаха Мак ин Дайла”.

“А как твое имя?” — спросила она.

“Я спрашиваю, — сказала она, — почему бы мне не остаться с тобой?”

“Это было бы плохим для тебя обустройством, конечно, — сказал он, — остаться со мной и покинуть короля Эрина, чтобы на мне была вина, и мщение следовало бы за мной”.

“Почему бы нам не жить вместе?” — спросила она.

“Давай не теперь, — сказал он, — но если остров станет моим и я выживу, я отыщу тебя, и ты будешь моей постоянной женой, что со мной будет жить. Но сейчас пока уходи”.

“Я горевала, потеряв мою служанку”, — сказала она.

“Она цела и находится у подножья того же дерева, — сказал он, — щенята с острова окружили ее и задержали, чтобы прикрыть нас”. Так вправду и было. Она возвратилась домой и нашла там Диармайда, встающим в то же самое воскресенье. “Это хорошо, о женщина, — сказал он, — что ты не путешествовала в воскресенье вопреки нашему повелению”.

“Я не посмела бы ослушаться твоего приказа”, — сказала она, как если бы не уходила вовсе. Ее единственным речением с той поры стало:

Всякий удивлялся на эти слова.

По прошествии года с этого дня, однако, лежал Диармайд на постели со своей женой, Бекфолой, и увидели они раненого мужчину, входящего в дверь дома. И тогда Бекфола сказала:

Раненый — а это был Фланн — отвечал:

О женщина, не бросай свой упрек

Она же сказала: “Не могу я принизить доблести мужчин, потому что это Фланн был ранен в схватке восьмерых”. И с тем она пошла прочь из дома вслед за Фланном к его собственному жилищу.

“Пусть себе идет, — сказал Диармайд, — дурная; ибо мы не знаем, ни куда она идет, ни откуда приходит”.

В то время как они беседовали, они увидели четырех монахов-послушников, входящих в дом. “Что это? — сказал Диармайд. — Монахи, путешествующие в воскресенье!” С этими словами он натянул свое одеяло себе на голову, так что он не мог их видеть вовсе.

“Мы путешествуем по приказу нашего владыки, — сказали послушники, — а не для своего удовольствия. Моласса с Бычьего Острова послал нас посовещаться с тобой. Крестьянин из людей Бычьего Острова, покуда пас этим утром своих коров, видел четырех вооруженных мужчин, пересекавших остров, со щитами, висевшими книзу; затем он увидел других четырех мужчин, вышедших против них: они сшиблись так, что стук щитов был слышен во время схватки по всему острову, покуда все они не пали, кроме одного раненого, который только и уцелел. Семерых прочих похоронил Моласса. Кроме того, от них осталось все то, что двое из нас смогли унести из золота и серебра, которое было на их одеждах, на их шеях, на их щитах, на их копьях, на их мечах, на их руках и на их плащах. Мы пришли определить твою долю в этом золоте”.

“Не так, — сказал Диармайд, — в том, что Бог ему послал, я дольщиком не буду. Пусть он возьмет это себе во владение”. Так вправду и было. Тогда этим серебром и золотом были изукрашены святыни Молассы, а именно его рака, его часовня и его епископский посох.

Бекфола, однако, ушла с Фланном 0'Федахом и с тех пор не возвращалась. Таково обольщение Бекфолы.

ПРИМЕЧАНИЯ

Текст этого сказания содержится в рукописном своде под названием “Желтая Книга из Лекана” (XIV век), а также в точно не датированном “Манускрипте Эгертона”. На русский язык оно переводится впервые. Существует русский перевод повести ирландского писателя Джеймса Стефенса, написанной по мотивам этого сказания — “Любовные терзания Бекфолы” [56].

Обычно заголовок этого разряда сказаний — “ТосЬтагс” — переводят как “Сватовство” (“Сватовство к Эмер”, в переводе А. А. Смирнова [14]; “Сватовство к Этайн”, перевод С. В. Шкунаева [52]). Однако мы решились слегка изменить это название, учитывая, что никакого сватовства здесь не происходит и что к образу Бекфолы лучше подходит другое значение слова “Тоchmars” — обхаживание, обольщение.

Диармайд, сын Аэда Слане — верховный король Ирландии, правивший в первой половине VII века (умер в 656 году). Согласно хроникам, правил он не один, а вместе со своим родным братом Блатмаком. Во время их правления Ирландию постиг мор (возможно, чума), от которого, по некоторым данным, братья и умерли. Указание на то, что Диармайд правил в Таре, противоречит известию о запустении Тары вследствие проклятия святого Руадана, произнесенного при деде Диармайда — его тезке, короле Диармайде, сыне Кербалла (см. “Как была проклята Тара”). Возможно, наш Диармайд правил уже не прямо в Таре, а в одной из королевских резиденций вроде Клетеха, который также запустел вследствие проклятия (см. сказание “Смерть Муйрхертаха, сына Эрк”).

Аэд Слане — Слане значит “здравие”, “сияние”; отец короля Диармайда, правивший очень недолго: он взошел на престол в 595 году и был убит по кровной мести в 600 году. С появлением на свет Аэда Слане связана любопытная легенда о том, как его мать, королева Мугайн, и отец, король Диармайд, сын Кербалла, умолил святых Ирландии о рождении наследника: бывшая бесплодной королева вначале родила ягненка, затем серебряную рыбку, и уж потом — сына [96].

Брод Бузины — ныне Ат Трим на реке Бойне в графстве Мит. Указание в тексте на то, что этот Брод был за родом Лоэгайре, означает, что он — наследственное владение королей Тары.

Род Лоэгайре. — Лоэгайре, верховный король Ирландии, был одним из сыновей знаменитого Ниалла Девяти Заложников (см. примечание к “Смерти Муйрхертаха, сына Эрк”). Он начал править в 427(8), а погиб в 462(3) году. Именно на его правление пришлось крещение Ирландии святым Патриком. В одном старинном манускрипте говорится, что тогда “Лоэгайре с его друидами был поражен великими чудесами и дивами, сотворенными Патриком в присутствии мужей Ирландии, и тогда они уверовали и поступили по воле Патрика” [92, р. 72]. Король Лоэгайре погиб следующим образом: “Поручился он всеми стихиями, что никогда не пойдет на Лейнстер за данью. Но не сдержал Лоэгайре своего слова, ибо на исходе двух с половиной лет пришел он туда и захватил стада у Сид Нехтан. Оттого и обрекли его стихии на смерть подле Кассе, чтобы поглотила его земля, сожгло солнце и оставил ветер” [52, с. 177—178]. Лоэгайре был сыном Ниалла, поэтому его потомки относятся к числу “потомков Ниалла”, как называли верховных королей пятого и последующих веков (см. примечание к “Смерти Муйрхертаха, сына Эрк”). Среди них — Диармайд, сын Аэда Слане.

“Что ты дал за нее как вено?” — В свое время греки и римляне весьма удивлялись высокому статусу и высокой активности женщин в кельтских обществах, а также брачным обычаям кельтов. Так, Страбон писал об одном кельтском племени: “...Например, у кантабров принято, чтобы мужья давали приданое своим женам; дочери у них назначаются наследницами, а сестры женят братьев. В этом есть что-то от господства женщин, что вовсе не является признаком цивилизованности” (География, Ш, 4,18). Таким образом, “вено”, положенное невесте от жениха, тоже было свидетельством некоей “матриархальности” кельтского уклада. Интересно, что согласно древним законам Ирландии, называемым “Сенхус Мор” (V век), если при вступлении в брак женщине в имущественном отношении принадлежит все, а мужчине — ничего, жена становится на место мужа, а муж на место жены.

Клуайн Да Кайлех — луг или пастбище неподалеку от Тары. Вариант перевода этого названия — Луг Двух Старух.

...путь в воскресенье не к добру. — Король Диармайд в данном случае солидарен с ирландской церковью, которая стремилась к тому, чтобы ирландцы смотрели на воскресенье как на “день покоя”, хотя церкви это удавалось с большим трудом [68]. Согласно так называемому “Закону Воскресенья”, с вечера субботы до полудня понедельника следовало соблюдать святость воскресенья, то есть избегать почти всех повседневных работ и дел; в том числе никто не должен был “блуждать за пределами границы территории, где ему случилось быть”, а также совершать сделки, судиться, общаться сексуально и т. д. [74]. “Закон Воскресенья” сулил тем, кто нарушает его, что они будут взяты иноземцами-язычниками в рабство. Возможно, под этими “язычниками” подразумевались боги Племени Дану?

Дубтор в Аейнстере. — Вероятно, имеется в виду лесной массив.

...увидела молодого воина... — В этом описании находим все те характерные для кельтской традиции признаки, которые встретились нам в описании Бекфолы и о которых в основном сказано в примечании к “Приключению Конлы Красного”. Кельтская традиция в своем пылком и наивном эстетизме отнюдь не “ущемляет” мужчин, так же как она не “ущемляет” женщин во всех других отношениях, — королев, воительниц и друидесс. “О галлах и британцах римская история рассказывает, что короли этих наций — может быть, для того чтобы быть особенно заметными в сражениях, — воевали с расписанными щитами и в разноцветных одеждах; когда этих королей вели в таких одеждах во время триумфов, то зрители — римский народ — находили это зрелище прекрасным” [6, с. 510].

..лодка из бронзы. — На такой же лодке и к такому же острову посреди озера переправляется Кухулин в сказании “Болезнь Куху-лина”: он переправляется в Иной Мир [16].

Острое Федаха Мак им Дайла — Бычий Остров на озере Лох Эрне. С одной стороны, это реальное историческое и географическое место, известное в связи со святым Молассой; с другой — это “чудесный остров”, имеющий свои координаты в Ином Мире, на что указывают бронзовые лодка, канат и причал, а также еда, неведомо откуда являющаяся в Доме Фланна. Что касается Федаха Мак ин Дайла, потомком которого называет себя Фланн, этот персонаж не известен по другим источникам. Мы также не можем определенно сказать, кто такой сам Фланн. Судя по всему, он выходец из Иного Мира — на это указывают шишки из белой бронзы на его щите. Весь его облик слишком необычен даже для кельтских королей.

...будешь моей постоянной женой... — У кельтских народов, в том числе у ирландцев, кроме обычных, “постоянных”, браков, издревле существовали еще и “временные”, или испытательные браки, причем в иных местах Ирландии, Шотландии, Уэльса, Гебридских и Оркнейских островов таковые обычаи дожили до XX века. Например, о графстве Кардиган в Уэльсе писали; “Там двоякий бывает брак, большой и малый. Последний значит испытание. Если он неудачлив, невеста возвращается к родителям и почитается опять девкою”. И далее: “На малом полуострове Портланде молодые девушки не выходят замуж прежде, чем не сделаются беременными. Сего обычая не истребила даже христианская вера. Если связь любовников остается несколько времени бесплодною, то родители их не считают суженными — девушка остается при своей чести, принимает других женихов, и, сделавшись матерью, выходит действительно замуж” [10, с. 148—149]. Что касается кельтов-гэлов, то есть ирландцев и шотландцев, то у них “временные” браки особенно практиковались в связи с праздником сбора урожая (Ламмасом, 1 августа), который восходит к древнему Лугназаду. Во всяком случае, в 1900 году с Оркнейских островов сообщали: “Титул брат и сестра Ламмаса не совсем еще вышел из употребления, точно так же как и обычай соглашения двух молодых людей быть возлюбленными во время всей ярмарки Ламмаса” [22, с. 78—791. В Ирландии же такими браками особенно была известна ежегодная ярмарка в Телтауне (древнее Тайльтиу), также приуроченная к Лугназаду. (См. примечания к “Приключению Арта, сына Конна” и к “Чудесной жене”.)

...щенята с острова... — Так Фланн называет диких собак или волков, до смерти напугавших Бекфолу и загрызших, как она думала, ее служанку. Фланн, таким образом, выглядит повелителем лесных тварей, подобно “разнообразным фигурам чародеев и провидцев, обитавших в лесах и властвовавших над животными. К ним восходят, с одной стороны, ирландские святые, жившие в лесах и окруженные вместо монастырской братии лесным зверьем, как они изображались в легендах, и с другой — такой персонаж, как Мирддин-Мерлин” [52, с. 260]. Не было бы ничего удивительного в том, если бы Фланном оказался сам святой Моласса, обитавший на том же острове.

...чтобы прикрыть нас. — Получается, что Фланн сам устроил свою встречу с Бекфолой.

...встающим в то же самое воскресенье. — Парадокс времени, обратный тому, который мы встретили в истории Ойсина (“Ойсин в Тир На Н-Ог”). Бекфола провела вне дома сутки, однако для Диармайда она действительно никуда не уходила. Этот парадокс остается необъясненным, как и то, что служанка Бекфолы, “оказывается”, спаслась под тем же самым деревом. Джеймс Стефенс, написавший по мотивам этого сказания романтическую повесть, объяснял дело таким образом, что Бекфола со служанкой, выйдя из Тары, незаметно для себя попадают в Иной Мир [58, с. 131—132].

..люди с чарами на копьях... — Указание на то, что оружие, которым пользовались в схватке на Бычьем Острове, было зачарованным. Об использовании магии и чародейства в военном деле (см. примечания к сказаниям: “Финн и призраки”, “Осада Друйм Дамгайре” и “Меч Кухулина”),

...мы не знаем, ни куда она идет, ни откуда приходит. — Бекфола напоминает “блуждающих” героинь из сказаний, связанных с южной частью Ирландии — с Мунстером, а именно Суитхерн и ее сестру Мор (см. “Суитхерн и Ронан Диколла” и примечания). О Мор Муман говорилось, что она блуждала по Ирландии два года; наконец пришла в Кашел, где стала женой короля Фингена, а когда он умер, она пошла к королю Каталу; в блуждания она пустилась из-за неких “голосов”, которые слышала в своем доме. Ее же сестра Суитхерн, направляясь к одному своему возлюбленному, тоже заблудилась и попала в другие края, где, как и Мор, заняла место законной королевы; в финале же она явно собиралась возобновить свои “поиски”. Между тем эти блуждающие героини были изначально богинями-носительницами Власти, и, соединяясь с ними, короли по-настоящему становились королями [84].

Святыни Молассы. — Сохранился переплет книги, принадлежавшей святому, украшенный золотом — возможно, тем самым, что его ученики собрали на Бычьем Острове.

Таково обольщение Бекфолы. — Образ Бекфолы, по всей видимости, соответствует тому, что писали об ирландском национальном характере даже и в Новое время: “Это, если можно так выразиться, эгоизм страсти, нужда непосредственного доброжелательства, без всякой оглядки на минувшее, без всякого расчета на будущее; он жертва, он раб своих первых движений... Когда он клянется вам в вечной приверженности, то вы не должны сомневаться в его искренности... но тираны его души дают ей новое направление; и волею-неволею, он должен им повиноваться” [89].